Судный век. Информатизация, глобализация, терроризм и ближайшее будущее человечества

• Глава 4. Сегодняшние союзы и противостояния – фундамент геополитики ХХІ и, вероятно, ХХІІ века

Антитеррористическая политика, проводимая США, государствами Евросоюза, Израилем, странами Восточной Европы, Россией, странами Средней Азии, характер этой политики и решимость придерживаться её – всё это самым непосредственным образом влияет на расстановку сил на международной арене и на будущий глобальный геополитический баланс сил.

Однако определяющим фактором в позиционировании каждого государства или надгосударственного формирования является отнюдь не роль и активность его в сегодняшней борьбе с терроризмом. Более того, нынешний рост или падение влиятельности тех или иных структур, стран в определении основных векторов мировой политики и принятии тактических решений относительно ситуаций, требующих международного вмешательства – лишь видимость. Мировая общественность просто наконец-то констатирует то, что уже стало фактом десятилетие, а то и два тому.

Потому что новое распределение сил определилось, пожалуй, ещё до распада Советского Союза – тогда, когда стало понемногу выясняться реальное соотношение экономической и военной мощи СССР и США. А кое в чём, наверное, и раньше – Европа уже с начала ХХ века, после волны революций и образования Советского Союза, ушла в свою экономическую, политическую, культурную «раковину», предоставив решать судьбы мира тем, у кого есть такое желание и силы. Изменить значимость континента рассчитывал Гитлер – но избрал неверный путь. И Европа, вынужденно активизировавшись для победы над нацизмом, ушла в ещё более глубокую спячку.

Над ней проносились десятилетия, краем задел Карибский кризис и ужас перед атомной смертью, прогремел 1968 – а Европа и дальше двигалась по пути превращения в гуманитарное сообщество, чуть ли не в церковную обитель – достаточно богатую, практически безгрешную, занимающуюся миссионерством по мере сил, и не устающую напоминать миру, что она есть представительство сил, могущественней которых не может быть ничто и никто. Она объединяла в своём лоне бренные и скоротечные политические образования, воюющие, мирящиеся, договаривающиеся... Но о возможности активной роли не пастора-умиротворителя, но хозяина солидной части мира Европа как бы забыла.

Кажется, сегодня она начинает потихоньку вспоминать, как это – угрожать, обороняться, выставлять свои условия, настаивать на своей позиции (взять хотя бы новую военную доктрину Франции). Однако, сказав «а», Европе, Евросоюзу придётся говорить и «б». Или замолчать ещё на век-другой. К моменту пробуждения Европы сдерживающая роль международных структур исчерпала себя. Они одряхлели и обессилели. Переродиться сколько-нибудь быстро они вряд ли успеют – и пауза будет слишком долгой, её просто необходимо заполнить.

И либо Евросоюз берёт на себя эту роль, либо соглашается вновь уйти в тень супердержав – Америки и того, кто придёт на смену СССР, будет то Китай, альянс стран южноамериканского континента, политический союз стран азиатско-тихоокеанского региона, возрождённая Российская империя или кто-либо ещё.

Поскольку необходимость принять столь серьёзное решение совпала по времени со становлением Глобального информационного общества, в случае решения взять в свои руки судьбы мира Евросоюзу придётся вступить в глобальную же информационную войну. Вступить – и выиграть её, завоевав лидерство прежде всего в умах людей всего мира.

Мы уже рассуждали об этом ещё до окончания военной операции в Ираке, в статье «К вопросу о глобальной деревне: мнения, толки и пересуды». Хотя процессы, прогнозируемые в ней, ещё не стали очевидны (как то же развёртывание партизанской войны в Ираке и поражение в ней сил коалиции, спрогнозированные ещё в статьях 2001-2002 гг.), но к этому, пожалуй, идёт. Вот о чём мы писали почти два года назад:

ИТ и правда превратили мир в глобальную деревню: непосредственные социальные коммуникации связали жителей всей планеты. Способность к убеждению тех, кто генерирует информацию, часто гораздо важнее реальных событий и объективных оценок. Удачно подобранный эпитет может запросто свести на нет многомесячную работу дипломатов и служб по связям с общественностью. В поединке сухой статистики и смачных слухов побеждают обычно последние.

Информация управляет миром. Это правда. Но людьми управляет мнение. Вернее, мнения. Тот, кто окажется более убедительным, тот и получит возможность манипулировать «общественностью» – а через неё и правительствами, корпорациями, неправительственными организациями, если их главы обладают хрупкой психикой и имеют пагубную привычку в своей политике ориентироваться на чьё-либо мнение (выраженное в рейтингах, статьях, демонстрациях или в чём угодно ещё).

Война в Ираке подчиняется тем же законам. И более убедительными пока оказываются мнения «несогласных» – вне зависимости от того, числятся они участниками коалиции, или нет. Лучшим доказательством тому служит сам выбор термина: «война». Заметьте, при всех стараниях администрации США, Великобритании, старающихся сохранить приличия международных структур, а также стремящихся сгладить острые углы стран арабского мира, не прижился ни один из более мягких или нейтральных терминов – ни «операция», ни «действия по восстановлению» чего-то там (справедливости, безопасности, демократии и т. д.), ни «свержение преступного режима Саддама»... Включаешь телевизор, входишь в интернет, открываешь газету – и везде натыкаешься на крупные заголовки, баннеры и заставки новостей: «война в Ираке».

Этот раунд США проиграли. Общественность изначально настраивается негативно: Америка развязала войну – и тут уж само собой напрашивается продолжение «безо всякой причины». Потому что агрессор изначально не прав. (Кстати, словечки «агрессор», «агрессия» – тоже прижились, и преодолеть их США не удаётся). Уже одно это загнало Буша в узкий коридор с единственным выходом – доказать, что причина воевать была. Чтобы сохранить лицо, он должен доказать наличие у Саддама оружия массового поражения и готовности его применить. (Эффективным с точки зрения пиара ходом будет химическая атака на «мирных жителей Ирака», а ещё лучше – на «мирные поселения» /в терминах «палестино-израильского конфликта»/ соседних государств. Плюс кадры мечущихся в горячке ребятишек, пострадавших от биологического оружия «загнанного в угол фанатика Саддама»). Тогда термин «агрессор» перейдёт на Хуссейна, Буш же сможет приладить к своим действиям название «освободительной миссии».

А для того, чтобы не просто оправдаться, а вернуть поддержку американцев, разбудив в них национальные амбиции, стоит как следует поработать с «послевоенным устройством» (ну не «использованием» же, в самом деле!) Ирака. «Восстановление нефтяной промышленности страны» (возможность урвать максимум от нефтяного пирога), «восстановление демократических традиций» (жёсткий единоличный политический контроль над страной), ну и что-нибудь из серии «восстановление прав и свобод народов, населяющих Ирак» (установление территориальными, экономическими и политическими посулами контроля над регионом в целом). Усилия в этом направлении предпринимаются Америкой уже сейчас.

Кстати, стоит обратить внимание ещё на одну деталь «информационной войны»: активнее всего в последние недели – и всё-таки с подачи США – ... руководитель, что ли?.. Ирака упоминается именно как «Саддам». Достаточно фамильярно. Достаточно уничижительно. То есть «диктатор» и прочие сугубо негативные термины не прижились – употребляя их, автоматически становишься сторонником действий США. Официально-уважительное «Саддам Хуссейн» или даже просто «Хуссейн», «иракский лидер» и проч. ставит на сторону баррикад с ним, нивелируя негативное отношение к тем преступлениям, которые он всё же совершил (не ягнёнок всё-таки, и виноват далеко не только в том, что США «хочется кушать»). А вот «Саддам» – в самый раз (что-то вроде «да, мы понимаем, на тебя тупо наехали, решить всё можно было иначе, но у тебя и у самого рыло дай Боже, не то что в пуху»).

И возвращаясь к возможности манипулировать экономикой, используя манипуляции мнениями. Вот так навскидку – что вспоминается из репортажей о войне? Правильно, «пострадало гражданское население» (тоже, кстати, милосердно-отстранённый термин по отношению к США – и подонками бы они выглядели, если б мы каждый день слышали «убит ребёнок», «осиротели сестричка и братик, у которых не осталось никого из родных, а всех соседей и знакомых из квартала накрыло бомбой», «дедушка Хасан теперь каждый день плачет: он похоронил последнего внучонка, дети погибли ещё раньше, и теперь больше некому помочь ему опуститься на колени во время намаза – попросить у Аллаха мира и помолиться за всех погибших людей», – а так сплошная статистика). А ещё «колонна войск коалиции была обстреляна американскими бомбардировщиками», «вследствие несчастного случая погибло столько-то бойцов коалиции», «действия войск коалиции осложнены песчаной бурей/жарой», «на вооружении у Ирака оказались («Кольчуги», «Корнет», установки радиопомех; поставленные Россией, Украиной, Беларусью – нужное вставить), что значительно замедлило продвижение войск коалиции». И, конечно же, зеркальные сводки США и Ирака о погибших с обеих сторон. Это субъективные компоненты мнения.

Есть и объективные компоненты: стоимость каждого дня войны (около $3 млрд.), стоимость экипировки каждого солдата коалиции (около $3,5 тыс.), стоимость каждой ракеты и бомбы, выпущенной в Ираке, их количество с начала войны, коэффициент увеличения объёма «военных» ассигнований из бюджета США (приблизительно в три раза увеличились расходы в целом на оборону, разведку, национальную безопасность и т. д.). В общем, куча бабок, потраченных США с КПД, близким к нулю.

Результирующее мнение (и даже не столь принципиально, кого больше среди его сторонников: граждан США или представителей остального человечества) – для осуществления не самой эффективной тактики разоружения Ирака на средства налогоплательщиков США богатеет отрасль промышленности, не способная, как показывает практика, обеспечить быстрой бескровной победы.

Под давлением этого мнения (вряд ли ковбой рискнёт его проигнорировать и гнуть своё накануне выборов) Буш сократит вышеупомянутые статьи бюджета. И лаборатории, исследовательские центры, компании и корпорации должны будут продвигать свой высокотехнологичный продукт на нормальной коммерческой основе – доказывая его полезность и продаваемость.

То есть, скепсис (говоря мягко, а если жёстче – сарказм; и стёб – если уж совсем откровенно и неофициально) номинальных «экспертов», создающих наиболее успешные мнения, в отношении разумности военных расходов Америки имеет все шансы крупно подставить многие high-tech капиталы Штатов.

Но одновременно выиграет Израиль: его разработки более чем успешны по сравнению с американскими – впрочем, как всегда. Ну, и немного (или уж как хватит сноровки) заработают Россия и Украина (по крайней мере, некоторые из их олигархов). Всё-таки в том, что «средневековье» Ирака противостоит «третьему тысячелетию» США, немалая заслуга отечественных разработчиков ВПК. Хотя... Украина, может быть, и совсем лопухнётся: украинской власти ж надо отрабатывать чем-то поддержку США (да если и дальше в ...лицо открыто плевать не будут – и то хорошо).

Опять-таки, велика вероятность того, что после вынужденного (или всё-таки воспринятого с облегчением – со всякими сложными штуковинами у Буша всегда не ладилось?) оттока государственных капиталов из ИТ-отрасли (ведь именно она отвечает за «умную» начинку бомб, солдатскую амуницию, мобильную связь между подразделениями и проч.) на свободный рынок выплеснется мощная волна «умиротворённых» технологий по весьма божеским ценам (кошелёк-то уже набит из бюджета, так что ускорить обращение капитала за счёт снижения цены действительно выгодно). И далее – удешевление производств (каких только получится), оживление рынка, рост прибылей, конвергенция с другими отраслями... И это тоже будет следствием деятельности наиболее успешных «созидателей мнений».

Но, на самом деле, самое интересное ещё впереди. То, кто из «созидателей мнений» будет успешнее во время послевоенных международных переговоров об устройстве мирной жизни в Ираке (а общий контур уже наметился – «США беззастенчиво и агрессивно создаёт новую колонию»), и насколько эффективные рычаги давления на правительства и отдельных ответственных лиц обеих сторон (США и остальные) будут найдены, определит монолитность, самостоятельность, степень развития и роль в мировой экономике европейского рынка. И, безусловно, новые характеристики баланса американской, японской, китайской и европейской экономик.

Соответственно, именно от мнений и их влиятельности (эмоционально-субъективной – кто в ком какие сможет обиды/гордость за державу пробудить) зависит и характер изменений роли ООН, НАТО, ВТО, ЕС, ОПЕК, и перераспределение сил внутри этих организаций.

Так что в ближайшем будущем следует ожидать, что общемировая информационная война вспыхнет с новой силой.

Победа на информационном поле – необходимое условие в борьбе за мировое лидерство. Необходимое, но не достаточное. Те же США информационную войну пока проигрывают. Что не мешает им сохранять однополярность мира и собственное лидирующее положение – с военной, геополитической, экономической и культурной точек зрения. Американская экспансия продолжается – поскольку всё ещё крепок тыл традиционных для индустриальной державы социальных институтов (идеологии, политики, структуры власти и структуры экономики и т.д.). А это означает, что, наряду с информационной войной, Евросоюз должен выдержать экономическую и военную конкуренцию с Америкой. Что непросто – однако достижимо.

Кто-то должен выдержать эту конкуренцию и выиграть информационную войну, и не обязательно ЕС, – потому что ООН эту войну уже проиграла. Потихоньку сдаёт позиции НАТО. И, как бы это ни было прискорбно для общественных и политических лидеров всего мира, США действительно может себе позволить ни на кого не оглядываться в реализации своих планов и защите национальных интересов. Даже ради соблюдения внешней вежливости.

Что и констатировал в вышедшем одновременно с нашей статьёй интервью для «ПРАВДЫ.Ру» «Спадающие маски нового колониализма, или Вторая война в Заливе» Стефан Бранисавлевич, сербский политолог и публицист, редактор информационного центра «Коментар». Так, он заявил, что в который раз мнение Организации Объединенных Наций было полностью проигнорировано. И опять со всей очевидностью всплыл тот факт, что ООН суть громоздкий, неэффективный и дорогостоящий аппарат. Никогда за всю историю этой организации не было прецедента, чтобы ее Генеральный секретарь воспрепятствовал супердержаве начать агрессию против более слабой в военном отношении нации. Такого не было и не будет, ибо Организация Объединенных наций – это отделение Госдепартамента, а Генсек ООН – лишь один из винтиков американской внешней политики. В данной ситуации честнее всего было бы самораспуститься этому ооновскому цирку. Чтобы каждое государство, исходя из своих сил и возможностей, проводило собственную внутреннюю и внешнюю политику. Без вмешательства со стороны бесполезных международных организаций.

Была ли в столь жёстком заявлении доля сарказма, или автора просто возмущала отстранённая позиция, занятая ООН, однако в своей оценке бесперспективности дальнейшего функционирования этой международной структуры и всех её институтов Стефан Бранисавлевич не одинок. Директор российских и азиатских программ Центра Оборонной Информации Николай Злобин в статье для Washington ProFile «Российско-американские отношения: конец эпохи» столь же категоричен, хотя использует совсем другие аргументы. Он напоминает, что мир изменился, появилось множество негосударственных участников мировой политики. Например, Аль-Каида. Однако Бен Ладена не вызовешь на заседание Совета Безопасности, и санкций против Аль-Каиды не введёшь, и договор не подпишешь. Отсутствуют соответствующие социальные институты, общепринятые механизмы функционирования государства, нормативная база и субъекты права. А Совет Безопасности и ООН были основаны на принципах функционирования отдельных государств – на их потребностях и возможностях, слабых и сильных сторонах, естественных ограничивающих факторах.

Подобное мнение высказывали и многие участники интернет-форумов, порой заходя в своих рассуждениях ещё дальше. Выдвигалась идея относительно того, что устаревшей и мешающей дальнейшему развитию человечества является не только ООН (равно как и прочие международные структуры, рождённые ХХ веком). Государства, на основе которых формируются подобные структуры – также тормозящий фактор. То есть, главная проблема будущего – отношения между процессом глобализации и теми национальными институтами, которые продолжают существовать.

Осложняется процесс политических трансформаций продолжающейся геополитической реструктуризацией мира, перераспределением ролей, связанным со становлением национальных и наднациональных структур (которым вроде бы уже пора отправляться на свалку, уступая место социальным институтам глобального сообщества информационной эпохи). Сегодня эта проблема наиболее остро стоит для государств – членов Евросоюза и для ЕС в целом. Позже, возможно, то же ожидает страны Южной Америки, Азиатско-Тихоокеанского региона, Ближнего Востока, Россию и малые государства, находящиеся в зоне её непосредственного влияния.

В частности, ситуации в Европе и возможным путям её развития была посвящена статья на сайте Russ.ru, вышедшая также в период военных действий в Ираке, весной 2003 г. Она называлась «О маленьких и больших. Как война в Ираке меняет политический облик Европы». Приведём некоторые рассуждения из этой статьи. Нынешняя, третья, война в зоне Персидского залива (если считать первой ирано-иракский конфликт 1980 – 1988 гг., а второй – операцию «Буря в пустыне») расколола мир и, в частности, Европу. Этот несомненный факт, однако, успел обрасти стереотипами, прочно закрепившимися в массовом сознании. Они мешают адекватному восприятию политических процессов, происходящих во взбаламученном войной мире, а значит – препятствуют рациональному анализу ситуации и возможных путей ее развития.

Военное вмешательство – далеко не лучший и не самый эффективный метод воздействия на государство. Именно этой точки зрения придерживалось большинство стран – членов ООН. Что никак не сказалось на результате – развёртывании боевых действий со всеми вытекающими последствиями. Безусловно, на США и Великобритании лежит главная ответственность за развязывание войны в Ираке. Однако вина за устранение Европы от принятия стратегических решений в ходе войны (раз уж её так или иначе начали США) и послевоенного урегулирования, лежит на самом Евросоюзе, на его крупнейших членах – Франции и Германии. Париж и Берлин не позаботились ни о том, чтобы попытаться найти общий язык хотя бы с Великобританией, использовав ее как посредника между Европой и США (такая возможность имелась вплоть до самых последних дней перед началом войны, когда французские и британские лидеры, что называется, перешли на личности), ни о том, чтобы обеспечить единство позиции Европейского союза по иракскому вопросу. Здесь сыграла свою роль выработавшаяся в 90-е годы вредная привычка французской и немецкой политической элиты – отождествлять интересы ЕС с интересами двух наиболее крупных членов этой организации.

Париж и Берлин явно переоценили, с одной стороны, масштабы европейской интеграции, а с другой – собственное влияние в объединяющейся Европе. Не секрет, что после Маастрихтского (1993) и Амстердамского (1999) соглашений, которые фактически превратили Евросоюз в конфедеративное объединение, стремящееся перерасти в федерацию, многие европейские лидеры отошли от прежнего курса на постепенное сближение своих стран на основе главным образом экономических интересов, и решили несколько подстегнуть интеграционный процесс. Переход значительной части законодательных и исполнительных полномочий от национальных парламентов и правительств к общеевропейским органам (Европарламенту и Еврокомиссии), решение о расширении ЕС уже в 2004 г., наконец, ускоренное, если не сказать поспешное, введение единой валюты евро – все это были сугубо политические шаги, направленные на максимально быстрое претворение в жизнь проекта «единой Европы» и не всегда подкрепленные реальными экономическими и социально-психологическими предпосылками.

Европейские «большие» явно приняли желаемое за действительное, посчитав, что в любом крупном международном конфликте с их позицией автоматически солидаризируются все «маленькие» и «средние» члены ЕС, не говоря уже о странах-кандидатах. В Париже и Берлине, очевидно, не поняли, что евроинтеграция зашла достаточно далеко в экономической сфере, но никак не в области внешней политики, где интересы отдельных стран по-прежнему преобладают над их лояльностью Евросоюзу, не говоря уже о лояльности по отношению к его «большим» лидерам.

Вместо планировавшейся французскими и немецкими политиками изоляции проамерикански настроенного Лондона, которому волей-неволей пришлось бы искать компромисса с континентальной Европой, ведомой двумя «большими» нациями, случилось прямо противоположное. Без должной дипломатической подготовки выступив против военных планов англосаксонских держав, «большие» сами попали в полуизоляцию, сумев привлечь на свою сторону из числа членов ЕС только Бельгию с Люксембургом. Выяснилось, что у многих «маленьких» и «средних» европейцев есть свои интересы, толкающие их скорее к англо-американскому берегу, нежели к франко-германскому.

Итак, политико-дипломатический раскол в ЕС показал, что переоценивать масштабы единства западноевропейских стран не стоит. Европейская политика по-прежнему делается не в Брюсселе или Страсбурге, где находятся ключевые органы ЕС, а в столицах отдельных государств. Именно недооценка этого факта и стала главной причиной нынешнего разброда в европейском лагере. Причем чрезмерная самоуверенность Парижа и Берлина сыграла в данном случае ничуть не меньшую роль, чем воинственный пыл Вашингтона и Лондона. Впрочем, нынешний кризис в ЕС может иметь и благотворные последствия – но лишь в том случае, если на смену взаимным обидам придет трезвая оценка ситуации и, в частности, понимание того, что создание «единой Европы» любой ценой и максимально быстро – это опасная утопия.

То есть, несмотря на несогласие с избранной США политикой, «старой» Европе придётся идти на компромиссы и работать вместе с Америкой и коалицией над нахождением эффективных путей разрешения и предотвращения социальных конфликтов, возникших вследствие военного вмешательства. Это верно и для России, сколь бы резкие заявления она себе не позволяла ранее в адрес США и войны в Ираке. Ведь для России серьезный и долговременный разрыв с США тем более невыгоден – в частности, потому, что в ближайшем будущем Вашингтон мог бы стать важным партнером Москвы на Дальнем Востоке, где в силу множества геополитических, социально-экономических и демографических факторов Россию, скорее всего, ждут серьезные трения с Китаем.

Повод для трений существует и между «старыми» членами ЕС – например, относительно будущего ООН. Франция и Россия стремятся к сохранению остатков ялтинско-потсдамской системы, обеспечивающей им как постоянным членам Совета Безопасности ООН такую роль в мировой политике, которая превышает их реальный, в первую очередь экономический, вес. И Франция, и Россия пытаются компенсировать недостаток экономических рычагов влияния изменениями в военной доктрине и стремлением сформировать вокруг себя (и под себя) новую наднациональную политическую силу, способную противостоять политике Америки (ЕС и «либеральная империя» соответственно).

Германия же, напротив, со времен Гельмута Коля выступает за пересмотр состава Совета Безопасности, на постоянное членство в котором она вправе претендовать как наиболее крупная и экономически мощная держава Европы. Объективно интерес Берлина в сохранении ООН как таковой значительно меньше, чем у Парижа и Москвы. Нельзя исключать, что в скором времени США смогут использовать этот факт для того, чтобы не только нормализовать отношения с ФРГ, но и переманить ее на свою сторону геополитической баррикады.

Специфические взаимоотношения связывают с США и страны Восточной и Центральной Европы – «маленьких» членов Евросоюза, настоящих и будущих. И естественно, что заинтересованность последних в Америке гораздо выше ответного интереса со стороны Штатов. Однако в мире проамериканская позиция большинства государств Центральной и Восточной Европы, проявившаяся в иракском вопросе, вызвала преимущественно стереотипные оценки: восточноевропейцы, мол, за несколько столетий настолько свыклись с ролью сателлитов великих держав, что автоматически становятся на сторону сильнейшего, ища его покровительства.

Однако именно стремление защитить собственные интересы, а заодно продемонстрировать «большим», что с «маленькими» тоже нужно считаться, привело восточноевропейцев к поддержке Вашингтона. США в данном случае сыграли роль не старшего брата, которого зовут на помощь в беде, а скорее страхового полиса, гарантии безопасности «маленьких» против возможной франко-германской гегемонии. Конечно, не стоит забывать и об историческом факторе: Америка – единственная великая держава, с которой в сознании восточноевропейцев не связаны неприятные воспоминания об оккупации (как с Германией и Россией) или предательстве (как с Англией и Францией – после мюнхенского соглашения 1938 г. и «странной войны» осени 1939 г., позволивших Гитлеру расправиться с Чехословакией и Польшей).

Война в Ираке определенно привела к перераспределению ролей внутри Евросоюза. Усиливается роль регионального сотрудничества – в противовес полномочиям общеевропейских институтов. Одна из первых ласточек – саммит Германии, Франции, Бельгии и Люксембурга, на котором обсуждались перспективы более тесного взаимодействия четырех стран в сфере обороны и безопасности. Вполне вероятно, что, например, и «вышеградская четверка» (Венгрия, Польша, Словакия, Чехия), до сих пор служившая прежде всего средством координации усилий четырех стран по вступлению в НАТО и ЕС, станет полноценным региональным объединением, в рамках которого его члены будут вырабатывать единую позицию по важнейшим политическим и экономическим вопросам.

Кроме отстаивания национальных интересов перед волной интеграции, страны Центральной и Восточной Европы, только что вышедшие на политическую арену из-под довлеющей тени СССР и социалистического лагеря, преследуют и иную цель, завязывая более тесные отношения с США. Имеется в виду обеспечение перспектив развития государств и «бронирование» ими места в авангарде мирового прогресса, чтобы значимые решения принимались с учётом мнения и этих европейских стран. Особенно актуален подобный подход будет, если «старая» Европа всё-таки не сможет играть на равных с Америкой, а такие международные институты (традиционно «проевропейской» направленности) как ООН окончательно приобретут декоративный характер.

В частности, с этой точки зрения проблему рассматривает уже цитировавшийся нами директор российских и азиатских программ Центра Оборонной Информации Николай Злобин. Так, он обращается к проблеме формирования военного бюджета: в странах Западной Европы отношение к увеличению военного бюджета крайне скептическое, в странах же Восточной Европы это отношение гораздо более позитивное. Они хотят быстро набрать силу, играть более серьезную политическую роль в мире, а это возможно только путем увеличения военного бюджета и создания боеспособных армий, которые смогут в рамках задач, определяемых Соединенными Штатами, участвовать в решении тех или иных проблем. Там есть желание и увеличивать военный бюджет, и участвовать отправлением солдат в разрешении основных конфликтных ситуаций в мире. И это может обеспечить восточноевропейским странам некое стратегическое участие в будущем мире – в ущерб западноевропейским странам, которые сегодня включаются в любые военные операции крайне неохотно.

Однако это не означает, что все страны Западной Европы априори исключаются из процесса формирования будущего мира. Весьма вероятно, что произойдёт очень серьезная реструктуризация Европы в плане изменения соотношения сил, в том числе реструктуризация военная, политическая. Страны, в которых сегодня существует политическая воля отказаться от сравнительно удобной, благополучной жизни, привычка к которой была выработана во времена «холодной войны», когда Европа находилась под зонтиком и лишилась собственной политической воли, имеют шанс выйти на передовые места в Новом Мировом Порядке.

И для этого есть определённые предпосылки: европейская элита всё же хочет власти, она хочет вырваться из того состояния политического «ничегонеделанья», в котором она находилась всю вторую половину двадцатого века, а вырваться оттуда можно только за счет того, чтобы отобрать некие функции у американской элиты. А последняя не спешит расставаться с приобретённым единоличным контролем над миром.

Более того, Америку, похоже, вполне устраивает постепенное абсолютное вытеснение с мировой арены других игроков. И одним из путей достижения этого является отсутствие чёткой стратегии, декларируемой Штатами – к которой могли бы присоединиться или которую могли бы оспорить другие страны.

Кое-кто из в общем-то проамериканских общественных деятелей осуждает подобную практику. Например, англичанин Тони Джадт, основатель Института Ремарка при Нью-Йоркском университете, одна из главных целей которого – способствовать сближению между американцами и европейцами, утверждает (согласно материалам Washington ProFile), что трещина между Америкой и Западной Европой лишь углубилась. Возможно, немалая часть вины лежит на нынешней американской администрации, которая демонстративно отказывается прислушиваться к воле мирового сообщества. К скольким международным договорам в последний год не присоединилась Америка – не удивительно, что симпатия и солидарность, которые проявил весь мир с США в первые недели после трагедии 9/11, постепенно испарились.

Возможно, главная беда даже не в том, что Америка видит будущее совсем иначе, чем окружающий ее мир, а в том, что такая разница во взглядах совершенно не беспокоит нынешних вашингтонских политиков. Тони Джадту представляется, что сама проблема того, что Америка и Западная Европа теряют друг друга, должна стать предметом очень внимательного исследования в Вашингтоне. Но этого не происходит. Даже во времена Холодной войны Америка уделяла серьезное вниманию изучению того, что о ней думает Советский Союз. Нынешнее поколение американских политиков, пытающееся выстроить коалицию по борьбе с терроризмом, абсолютно равнодушно к тому, что между их страной и даже ближайшими союзниками нет прочного моста, нет надежного взаимопонимания.

Парадоксальным образом изменения в Америке происходят сразу на двух противоположных направлениях. С одной стороны, связка Америки с внешним миром укрепилась. Без этого ее лидеры не смогли бы достичь ряда своих внешнеполитических целей. Сейчас из американских газет и ее телевидения видно, что окружающий мир представляет для населения США больший интерес, чем это было до 11 сентября. Но с другой стороны, Америка сделала шаг в сторону от мира. Стремясь сохранить свою безопасность, она возвела вокруг себя барьер.

И как бы это ни влияло на взаимоотношения с остальными странами, Америка будет продолжать делать то, что она считает необходимым, чтобы сделать мир более безопасным (в ее понимании, разумеется). США, по сути, перестали пытаться объяснить миру свою глобальную позицию, перестали – на деле, а не на словах, – слушать, что им говорят.

Об этом свидетельствуют позиции таких достаточно влиятельных среди членов республиканской администрации американцев как Роберт Каплан. Это в его «Десяти правилах борьбы за мировое лидерство» содержится рекомендация вернуться к практике США 1970-х, когда тайно использовались маленькие группы рейнджеров и секретных агентов для стабилизации или дестабилизации положения в определённых государствах. Такие секретные операции дешевы, как правило, эффективны и не нуждаются в одобрении Конгресса США или Совета Безопасности ООН, которые Каплан считает устаревшими институтами.

Но всё же попытки сохранить лицо не должны прекращаться: США и далее будут всячески декларировать, что их цель – просвещение мира и прогресс отсталых стран и регионов, чтобы получить мировую поддержку, но ставить превыше всего по-прежнему будут собственные интересы и безопасность.

Этот внешнеполитический курс уже разделяет довольно значительная часть администрации Президента Буша: согласно утверждениям Николаса Гвоздева, исполнительного редактора политико-экономического журнала National Interest, старшего научного сотрудника Центра Никсона, нынешняя администрация всерьёз обсуждает, необходимы ли США союзники. Одно крыло, во главе с Госсекретарем Колином Пауэллом, утверждает, что США союзники необходимы. Другое крыло, в противоположность этому, доказывает, что США имеет достаточно сил и возможностей, чтобы действовать самостоятельно во всех случаях. Однако подобная обособленность и стремление единолично контролировать ситуацию во всём мире ведёт к экономической дестабилизации самих США. Так курс евро значительно повысился по отношению к доллару, все больше и больше международных инвесторов предпочитают вкладывать средства в евро. Эта тенденция показывает, считает Николас Гвоздев, что мир уже не знает, в каком направлении движутся США.

И хотя направление этого движения видится и всему миру, и гражданам США весьма смутно, энтузиазм «радикальных патриотов» (чей патриотизм распространяется, пожалуй, не столько на Америку, сколько на Pax Americana в целом) продолжает расти. К подобным патриотам относится, например, Уильям Сэффайр, известный политический аналитик газеты The New York Times. Он утверждает (согласно материалам Washington ProFile), что внешняя политика США породила несколько популярных мифов, не выдерживающих критики.

Миф первый. В Америке временно победили изоляционисты, пекущиеся только о собственных интересах. Они отвергают договоры, задуманные здравомыслящими лилипутами для того, чтобы связать по рукам и ногам сверхдержаву-Гулливера.

Реальность. США спасли Европу от превращения в экономического вассала Ирака, который намеревался завоевать Кувейт и Саудовскую Аравию. Несколькими годами позже США возглавили усилия НАТО по предотвращению захвата Балкан Сербией. США начали борьбу против исламских террористов, которые угрожали Европе в той же степени, что и Америке.

Миф второй (обратная сторона мифа первого). США являются интервентами и драчунами. США не уважают суверенитета стран, на лидеров которых лучше воздействовать дипломатическими методами.

Реальность. Иракский лидер Саддам Хуссейн семь лет нервировал ООН, покупая себе французских и российских защитников, а тем временем продолжая наращивать свои возможности по производству ядерного и биологического оружия, для доставки которого планировалось использовать ракеты Северной Кореи или, что более вероятно, террористов. Санкции, «тупые» или «умные», к сожалению, ничего не дали; опасность иракского ядерного шантажа возрастала для спрятавших головы в песок парижан и берлинцев так же, как и для жителей Нью-Йорка.

Миф третий. Администрация президента Джорджа Буша отличается презрительным отношением к международным договорам. Она не понимает всех нюансов ведения дел с Россией, которую нельзя ставить в унизительное положение.

Реальность. Когда США вышли из устаревшего Договора о противоракетной обороне, небо не разверзлось над их головой. Вопреки всем опасениям и мрачным прогнозам европейцев, Владимир Путин пошел на компромисс, сознавая неизбежность создания национальной системы противоракетной обороны США, которая рассчитана на защиту от государств-изгоев и террористов. В обмен на это (и, что неправильно, также на то, что ей разрешают проводить тайные сделки по продаже ядерных технологий Ирану) Россия разрешает США потратить 10 или более миллиардов долларов на сокращение ее ненужного ядерного арсенала. Никакого унижения – только всеобщее облегчение!

Достаточно спорный взгляд – правда, он может измениться под воздействием обстоятельств (таких как активизирующаяся партизанская война в Ираке). Но, с другой стороны, раз уж мир не в силах оказался предотвратить развитие событий по американскому, военному сценарию – делать нечего, мы вынуждены продолжать двигаться в том же направлении, отступать некуда. И при сохранении нынешнего курса Белого Дома (то есть, сохранения в нём президента-республиканца) за Ираком и Афганистаном наверняка последуют (в произвольном порядке) Сирия, Иран, Северная Корея... И сегодняшняя «ось зла» никак не предел демократизирующих усилий Америки – и всего мира вслед за ней.

Например, Николай Злобин, директор российских и азиатских программ Центра Оборонной Информации, уверен, что стабилизация ближневосточного региона – гораздо более масштабный процесс. Действительно, нет ни одной арабской страны, которая проповедовала бы демократию в европейско-американском понимании (потому что сами жители этих стран как раз уверены, что их общественно-политическое устройство и является истинной демократией, поскольку руководящую роль играют не корпорации, отдельные государственные деятели или партии, а религиозные общины – фактически, прямой аналог греческого «демоса». – Авт.). Рынок без демократии существовать может очень ограниченно, очень условно. Соединенные Штаты были бы крайне заинтересованы в том, чтобы ближневосточный регион стал регионом свободного рынка. Но решение этой проблемы невозможно без изменений политической структуры Ближнего Востока и зоны Персидского залива, без изменения политической природы существующих там режимов. Я думаю, что это процесс очень длительный и большой, но по мере «вестернизации» Ближнего Востока глобальная экономика будет развиваться на пользу самой большой экономике мира – американской.

И дело не только и не столько в экономике. Ведь и методы демократизации, избранные США, отнюдь не экономические, а военные. И это является отражением основной сегодняшней тенденции развития Штатов как супердержавы. Так военная политика США сегодня не просто становится глобальной, она становится внешней политикой США, потому что главным вопросом внешнеполитической линии США становится обеспечение американской национальной безопасности (и чем больше влияния в мире обретают Соединённые Штаты, тем больше их заботит вопрос обеспечения собственной безопасности). Но невозможно обеспечить безопасность США, не обеспечив глобальную безопасность – поскольку национальные интересы Америки простираются от восточного её побережья до западного, причём через Гринвичский меридиан, и от северной до южной оконечности континента, тоже через оба полюса.

Таким образом, Соединенные Штаты вынуждены заниматься глобальной безопасностью, и их внешняя политика в значительной степени направлена сегодня именно на это. Практически все внешнеполитические усилия США в мире сегодня направлены на создание новой системы глобальной безопасности. Американская экономика развивается с точки зрения обеспечения безопасности, американские внешнеполитические связи, военные связи, военная доктрина, доктрина торговых отношений, развитие корпораций – везде во главу угла поставлено обеспечение национальной безопасности через создание новой системы глобальной безопасности.

Одним из примеров может служить Африка, где Белый Дом начинает вкладывать большие деньги в создание национальных армий и полицейских сил именно для того, чтобы предотвратить создание там баз международного терроризма, вытесненных из Азии тотальной демократизацией. Вполне вероятно, что они начнут постепенно перебираться в Африку, а в Африке почти отсутствуют боеспособные армии, там постоянно идут гражданские войны, практически не существует полиции, колоссальная коррупция. Африканская политика США направлена не на строительство баз и создание ограниченных военных контингентов, а как раз на то, чтобы возложить эти обязанности на достаточно профессиональные вооруженные силы и полицию на местах. Даже если предположить, что они будут занимать антиамериканские позиции в целом, то в военном отношении у них никогда не хватит сил бросить вызов Соединенным Штатам. А покончить с терроризмом или с наркотиками на своей собственной территории они будут вполне в состоянии. Это, опять же, позитивно скажется на обеспечении национальной безопасности США.

Подобные размышления могут привести ко вполне логичному выводу: если США не откажется от столь агрессивной внешней политики, и не найдётся сдерживающей политической силы, следующим «горячим континентом» станет Африка, куда американцы понесут факел свободы и демократии после демократизирующих зачисток в Азии – вне зависимости от их эффективности и возможности достижения окончательного результата.

Причём, кроме соображений обеспечения национальной и глобальной безопасности, стимулом к сохранению подобной внешнеполитической стратегии США является и их дальнейшее экономическое развитие. Неопровержимым фактом остаётся то, что в ближайшем будущем США не смогут избавиться от нефтяной зависимости от арабских стран-экспортеров. Другие страны-экспортеры нефти, в том числе и государства бывшего СССР, не в состоянии утолить нефтяной голод США. Ныне США импортируют почти 60% используемой ими нефти, причем примерно четверть всего импорта поступает из стран Персидского Залива. Ныне США, фактически, находятся в зависимости от поставок нефти в том числе из стран, которые числятся в особом списке Госдепартамента как «государства-спонсоры» терроризма.

Начиная с 1973 года объем нефти, импортируемой США из района Персидского залива, вырос более чем втрое, в то время как внутренняя добыча нефти уменьшилась почти наполовину. Согласно прогнозу Администрации Энергетической Информации, нефть останется одним из главных энергоносителей, которые будет использовать человечество. К 2020 году её потребление увеличится на 40%.

Однако ни постсоветские государства, ни Латинская Америка, ни Африка не будут способны удовлетворить потребности США в нефти. Дело в том, что одновременно будут снижаться объемы добычи в других странах, традиционно снабжающих США этим сырьем. Норвегия, одна из крупнейших стран-экспортеров мира, планирует снизить нефтедобычу примерно на 5% к 2005 году. Добыча нефти в Великобритании, другом поставщике США, достигла своего пика несколько лет назад. Мексика достигнет пика добычи в ближайшие несколько лет. Большинство аналитиков предсказывает, что страны, не входящие в число Организации Стран-Экспортеров Нефти (ОПЕК), в ближайшие десять лет будут вынуждены уменьшить добычу нефти.

Даже те страны, которые будут в состоянии увеличить нефтедобычу, будут сталкиваться с серьезными трудностями. Большинство российских месторождений расположено далеко от мировых рынков, а слабо развитая система трубопроводов делает доставку большого количества нефти проблематичной. Со схожими проблемами сталкиваются государства Каспийского региона. Другие проблемы существуют в Колумбии. Местные повстанцы ежедневно взрывают пять бомб вблизи нефтепроводов, и в ближайшие годы Колумбия не в состоянии будет предотвратить эти диверсии. В Нигерии, которая потенциально способна увеличить нефтедобычу примерно на треть, тем не менее, наблюдается спад производства, вызванный активностью местных партизан.

Маловероятно и начало глубоководной добычи нефти, которая возможна вблизи Западной Африки и у атлантического побережья США. Дело в том, что добыча нефти в Саудовской Аравии становится рентабельной даже в том случае, если ее цена на мировом рынке составляет $2. Для нефти, добытой в результате глубоководного бурения, приемлема цена не менее $16 за баррель. Кроме того, нефть Персидского залива обладает высоким качеством, в отличие от нефти Венесуэлы и Канады, которую сложно перерабатывать (по материалам Washington ProFile).

Ирак вообще надолго выбыл из лидеров нефтедобычи. И сколько бы оккупационные силы не вкладывали сил и средств в восстановление прежних объемов добычи, реальных подвижек не видно. Диверсии и партизанская война сводят на нет все эти меры. До стабилизации политической ситуации там еще очень далеко, а значит и никакого значительного роста нефтедобычи от этой страны ожидать не стоит в ближайшие 2-3 года.

Всё вышеприведенное обозначает зону стратегических интересов США на ближайшие полвека-век: контроль над экономикой, политикой, технологическим развитием мира можно обеспечить путём приобретения контроля над максимальным количеством месторождений нефти и путей её транспортировки. Ведь если исходить из того, что рост мировой экономики будет даже в пределах 2-3% в год, то даже в этом случае рынок потребует практически такого же увеличения объемов нефтедобычи.

Поскольку ресурсы наращивания добычи ограничены техническими возможностями стран-экспортеров нефти, реализовать это повышение можно будет лишь в пределах нескольких лет. В дальнейшем ситуация пойдет в сторону превышения спроса над предложением и как следствие – безудержным ростом цен на нефть. На этом фоне в скором будущем уже виден лидер-импортер нефти – Китай. Высокие темпы роста в этой стране, а также огромный рынок будут требовать все новых объёмов потребляемого топлива.

Таким образом, если КНР изберёт именно такой механизм обеспечения развития своей экономики, она автоматически отказывается от претензий на ключевые позиции не только в мире, но и в регионе. То же касается любой страны или надгосударственной структуры, не нашедшей реальной возможности снять зависимость от импортируемых энергоносителей, контролируемых США. Соединённые Штаты, в свою очередь, в такой ситуации имеют все основания для создания планетарной американской империи. Это не самый вероятный, однако всё же реальный сценарий развития событий в случае сохранения пассивной позиции остальными игроками мировой политической арены и отвлечения на сиюминутные интересы и потребности в ущерб будущему.

Хорошо ли, плохо ли для человечества подобное будущее – однозначно сказать сложно (всё-таки Америка – многонациональная община, внутри которой сохраняются традиции каждого этноса, и при вливании в общий котёл стран и народностей Азии, Африки, Европы и Южной Америки их культурное наследие не исчезнет без следа). Проблема в другом: оптимистические прогнозы как учёных, так и политических аналитиков не оправдываются в принципе. Лучшие варианты развития событий, с которыми человечество сталкивалось последние 10-20 лет, всегда оказывались «лучшим из худшего» в лучшем случае, и «меньшим из зол» – в худшем.

Одним из примеров может служить прогноз относительно будущего атомного оружия. Бюллетень Массачусетского Технологического Института опубликовал перечень десяти технологий, которые могут стать бесполезными в обозримом будущем. Первой среди таких технологий числилось ядерное оружие. На протяжении полувека оно было одной из гарантий того, что Третья мировая война не начнется. Предполагалось, что ни СССР, ни США не могли нанести ядерный удар друг по другу, поскольку уцелевших от этого удара сил противника гарантировано хватило бы, чтобы уничтожить агрессора. Накопленных в мире ядерных боеприпасов в конце 1980-х годов хватило бы на то, чтобы уничтожить жизнь на Земле более тысячи раз. После окончания холодной войны политическое значение стратегических ядерных вооружений значительно уменьшилось, а появление высокоточного оружия, новых видов взрывчатки и т.д. уменьшило роль тактического ядерного оружия.

В силу технического прогресса и более свободного циркулирования информации ядерные технологии стали широко доступны. На мировой арене появились новые ядерные государства (Индия, Пакистан, Северная Корея), которые могут использовать свои ядерные потенциалы с большей долей вероятности, чем это могут сделать традиционные члены «ядерного клуба» – США, Россия, Великобритания, Франция и Китай. В результате, ядерное оружие может перестать быть «оружием сдерживания» и превратиться в вид боевого вооружения.

Высока вероятность того, что риск потери контроля над ядерным оружием в конечном итоге заставит государства мира полностью отказаться от его производства и хранения.

Но действительность оказалась не столь благоприятна для человечества. Вот-вот должен быть опубликован доклад, в котором эксперты Совета по оборонным наукам изложат свое мнение по вопросу будущего в том числе ядерных вооружений. Документ носит название «Будущее ударных стратегических сил», и значительная его часть посвящена возможностям мини-бомб. Так, мини-бомбы станут наиболее удобным оружием в странах с небольшой территорией, так как оружие времен холодной войны не отвечает нуждам США в условиях, когда главной проблемой стала проблема терроризма, а основная угроза исходит от небольших государств.

Еще один плюс мини-бомб – минимальное количество жертв среди мирного населения и избежание массового заражения местности. Также важно, что в отличие от обычного ядерного оружия, миниатюрные бомбы станут для враждебных сил реальной угрозой, а значит более эффективным средством устрашения. Арсенал США будет усовершенствован с помощью нейтронных мини-бомб для нанесения удара по арсеналам биологического оружия, а также ядерных – для уничтожения бункеров (информация News.Battery.Ru – Аккумулятор Новостей, 27.10.2003; источник: МIGnews).

Так что так же, как человечество не смогло отказаться от ядерного оружия, даже в крайней ситуации предпочтя искать меньшее зло, а не отказаться от источника опасности совсем, – так же оно вряд ли осилит и осуществит возможность развивать экономику дальше вне зависимости от нефти. Или атома. Или мегаполисов. То есть, радикальные, окончательные решения человечеству, государствам, надгосударственным структурам пока не свойственны. Мы идём на полумеры и миримся с неизбежными негативными последствиями, утешая себя тем, что могло быть ещё хуже.

Решение относительно мер воздействия на Ирак и Афганистан были далеко не последними – и не окончательными. Та же проблема будет вставать перед нами снова и снова, поскольку локальные конфликты (локализованные географически, этнически, социально, религиозно) ещё далеко не исчерпали себя – как не исчерпали себя основные принципы функционирования традиционной, индустриальной экономики (новая экономика – экономика знаний – только начинает возникать, синхронизируя свой ход с продвижением социальных трансформаций в умы людей).

Почему мы сводим всё к экономическим причинам? Мы основываемся на выводах многих исследователей, в частности, Лорен Томсон, автора книги «Конфликт низкой интенсивности – образец войны в современном мире». Она проанализировала историю подобных конфликтов и пришла к выводу, что все подобные конфликты уникальны, и они развиваются по принципиально различным сценариям. В них причудливо сплетаются экономические, политические, религиозные, этнические, криминальные мотивы. При этом, за редкими исключениями, эти конфликты являются борьбой за деньги. По данным Worldwatch Institute, различные фракции Либерии, Сьерра-Леоне и Анголы боролись за контроль над торговлей алмазами. В Афганистане Талибан и «Северный Альянс» воевали в том числе и за контроль над производством опиума. Повстанцы в Индонезии борются за контроль над запасами нефти и других полезных ископаемых. В Камбодже и Бирме войны ведутся за контроль над торговыми путями, по которым транспортируется ценная древесина и наркотики. В Руанде и Колумбии яблоком раздора являются наркотики. В Судане – нефть.

Потенциально все перечисленные страны являются кандидатами на принудительную демократизацию. В этот же список могут попасть и Турция с Кипром и курдской проблемой, и даже Испания – если баски перейдут от отдельных терактов к баскской революции. А если по каким-либо причинам ослабеет экономика и военно-промышленный комплекс Китая (допустим, в результате окончательного разрыва между идеологией и экономическими и информационными реалиями) – проблемы уйгуров и Тибета немедленно привлекут внимание американских «ястребов». Более того, при наихудшем развитии событий в списке может оказаться и Россия – с Чечнёй и кучей приграничных конфликтов.

Хотя – кто знает? Возможно, не со второго и не с третьего раза, но с шестого-седьмого США научится решать подобные проблемы легко, бескровно, быстро и эффективно. И к американцам будут относиться действительно не как к оккупантам, а как к освободителям, несущих не меч, но мир. И экономика умиротворённых стран будет практически моментально приводиться в порядок при активном участии американских корпораций. Будут открываться школы и университеты, террористы, ранее не имевшие причин жить, будут поголовно жениться и выходить замуж, заводить детей, поступать на работу в эти самые корпорации и строить дома, бесплатно подключаемые к интернету благодаря той же Америке.

И, может быть, прав Николай Злобин, в статье для Washington ProFile «Российско-американские отношения: конец эпохи» написавший: не стоит оппонировать однополярному миру только потому, что он управляется не тобой.

Давайте привыкать к этой мысли. Потому что та весьма скромная готовность действовать, которую демонстрируют сегодня все, кроме США, вряд ли может привести человечество к чему-либо ещё.